Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Говорили о Москве, о высотных зданиях со скоростными лифтами и эскалаторами, о новом пресном море, которое будет около Симферополя.
Нравилось нам встречать теплоходы. В море темно и пустынно, а небо переполнено звездами — похоже, будто там выпал снег.
Вдруг далеко на горизонте приходит в движение созвездие. Начинает приближаться к Ялте, постепенно отрываясь от горизонта, глубже вплывая в темноту моря.
— Теплоход! — заявляет Вадим.
— Да, теплоход, — соглашаются остальные и молча ждут приближения теплохода.
Созвездие вытягивается, принимает очертания корабля.
— «Петр Великий», — говорит Жорка.
— Нет, — возражает Юля. — У «Петра Великого» трубы тонкие и высокие, а у этого — широкие и низкие.
— Тогда «Украина», — уступает Жорка.
— И не «Украина», — вмешивается Спартак, — а электроход «Россия».
Корабль, охваченный огнями, подходит к порту. Вокруг так покойно — и в море и в горах, — что с корабля долетает музыка.
На носу сильным толчком света загорается прожектор. Освещает не только порт, а и городские переулки высоко в горах.
Корабль рулит к молу. Тихий ход! Стоп, машина! Звенит цепной канат станового якоря, и электроход, пришвартовавшись, роняет в море огни.
Мы разбираем название: «Победа».
Съемка кинокартины «Адмирал Ушаков» продолжалась. На набережной из дерева и полотна выстроили колоннаду с лепным фронтоном и большими ступенями.
По вечерам вспыхивала вольтовая лампа «ДИГ» — дуга интенсивного горения. Вспыхивали и более тусклые — юпитеры с марлевыми сетками и всевозможные лампы-подсветы — «бебики». Всем этим хозяйством управляли осветители.
О названиях ламп и о людях, управляющих ими, я узнал позже, и узнал от Тани. Как и при каких обстоятельствах, я еще расскажу.
В городе поселилась сказка. По улицам маршировали переодетые кирасирами и гренадерами матросы в треугольных шапках с золотыми кисточками и в белых лосевых ремнях крест-накрест. У офицеров позвякивали шпаги и кортики, развевались на шляпах плюмажи, сверкали эполеты с красными и серебряными шнурами. На рукавах были повязаны шелковые банты победителей.
На съемку и со съемки шли женщины и мужчины, одетые турками, креолами, итальянцами: в ярких шляпах с бахромой, в черных мантильях, в суконных плащах, в тюрбанах, с фальшивыми жемчугами. Шли украшенные серьгами, монистами, браслетами.
Попадались даже монахи, подпоясанные веревками, с пробритыми головами и с четками. Гудели бубны и банджо.
На набережной между пальмами и японскими мимозами появились фонари со свечами и жировыми горелками.
На рейде застыла трехмачтовая баркентина. Возле баркентины стоял клипер с украшенным резьбой форштевнем.
«Динь-динь, динь-динь!» — звонил тоненький колокольчик у него на юте. «Донг-донг, донг-донг!» — отвечал басом двадцатифунтовый колокол на баке. На клипере и на баркентине сверкали оттертые песчаником и густо промазанные льняным маслом палубы.
Мы с ребятами гуляли по сказочному городу, и нам вспоминались приключения из старинных книг, в которых говорилось о летучих голландцах, о впередсмотрящих, о тайфунах, о смелых невольниках, разбивавших цепи на галерах, о кругосветных путешествиях адмирала Крузенштерна и капитана Головнина.
От нашего приятеля Гошки приходили из Москвы директивы.
Во-первых, мы с Леной должны были собирать образцы цветов и листьев и высылать Гошке для гербария. Во-вторых, ловить бабочек и насекомых для коллекции. В общем, указания следовали за указаниями: раздобыть моллюсков — мидию и гребешок; узнать, что за щука сарган и кого она ест; уточнить, водятся ли в Черном море раковины-хищники, под названием «морские желуди». Потом был прислан рисунок бабочки «кавалер» — белой с темными хвостами.
Мне и Лене вменялось в обязанность изловить таковую и доставить в Москву. Для чего, писал Гошка, необходимо сделать расправилку и сушилку, с помощью которых обрабатываются бабочки.
Мы пожаловались Тане, что нигде не можем разыскать моллюска и бабочку «кавалер». Таня посоветовала зайти в магазин «Подарки Крыма». Какова была радость, когда в «Подарках Крыма» мы обнаружили «кавалера», и даже в готовом виде — расправленного и засушенного. В этом же магазине удалось еще купить маленького краба. Он тоже был расправленный и засушенный.
А вот моллюска мидии не было. Мы с Леной подумали и решили, что краб вполне его заменит.
Гошкина страсть к коллекциям была велика. Среди друзей он слыл знающим человеком в ботанике и зоологии. Я, например, не от кого другого, как от Гошки, узнал, что скорпионы не пьют воды и что осы уничтожают мух.
В семье мать и отец поддерживали Гошку, а вот бабушка была против. Она пугалась загромождения единственной комнаты, в которой жила вся семья, образцами, экземплярами, видами и подвидами из Гошкиных накоплений.
И когда бабушка и внук недавно провели вместе лето в Подмосковье и потом возвращались домой, то бабушка укоряла Гошку: «Комната двадцать квадратных метров, а ты опять везешь стрекозла!..» Но Гошка был неумолим.
Мы с Леной побывали в Никитском ботаническом саду, недалеко от Ялты, где набрали для Гошки образцы растений и листьев: пампасскую траву, окант, пробковый дуб, индийскую сирень, секвойю гигантскую, магнолию калифорнийскую.
С образцами пришли на почту, чтобы вложить в конверты и отослать Гошке.
С одним образцом получилась заминка — с листом калифорнийской магнолии. Лист не помещался в конверт.
Я призадумался: как быть? Вмешалась Лена. Взяла у меня лист и обратилась в окошко к девушке-администратору:
— Можно отправить вот этот лист?
— Как — лист?
— Ну, очень просто — вроде открытки. Поглядите, он плотнее, чем картон. — И Лена передала девушке лист. — Вы понимаете, это необходимо для гербария одному мальчику в Москве. Очень необходимо! Мы надпишем на листе адрес, наклеим марку, и готова открытка.
— Марку, адрес, — повторила машинально девушка, разглядывая лист. — Пройду к начальнику и узнаю, возможно это или нет.
— Узнайте, будьте добры.
Девушка ушла.
— Ну что ты затеяла! — сказал я Лене. — Начальник смеяться будет. Подумает, что тебе солнцем голову напекло.
— Ничего он не подумает. Я даже в книге об этом читала, еще в детстве.
Только было я хотел спрятаться за колонну — будто никакого отношения к даме с калифорнийским листом не имею, — девушка вернулась и сказала, что начальник разрешил послать.
Лена взглянула на меня, как на трусливого таракана, потом презрительно проговорила:
— Напиши адрес и наклей марку.
Я взял лист, вывел на нем крупными буквами адрес и наклеил в углу марку.
На обороте сообщил Гошке, что это лист с дерева вечнозеленой магнолии и что семена ее впервые были завезены в Крым в 1817 году из Калифорнии. Так было написано на табличке при дереве в Никитском ботаническом саду.
Мы опустили лист в почтовый ящик, и он поехал в Москву.
Таня была девочкой удивительной: она знала уйму загадок, головоломок, шуточных задач, ребусов.
Когда я и Лена укладывались на ночь в кровати, Таня укладывалась на диванчике, а Динка и Марта — на раскладушке, мы, прежде чем потушить настольную лампу, слушали Таню, которая задавала загадки и головоломки.
— Скажите, как правильно: перепонная барабанка или пирепонная барабанка?
Лена спешит ответить первой:
— Конечно, перепонная.
Таня спокойно возражает:
— А может, барабанная перепонка? — не выдерживает и хохочет.
Все это тем более смешно, потому что Лена во время войны работала процедурной сестрой в госпитале.
Не выдерживаю и я и тоже хохочу. Слышно, как у Динки и Марты звякают номерки на ошейниках, — это собаки поднимают головы, стараются понять причину веселья. Лена почему-то грозит мне пальцем и потом тоже смеется.
— А вот как, по-вашему, — продолжает Таня, — плыли на пароходе два капитана — один сухопутный, другой морской…
